Не я прошла через войну – война прошла через меня

Эти строки - о всех детях войны, о тех, кому выпало заменить собой ушедших на фронт отцов и братьев, вставая к заводским станкам или впрягаясь в колхозные гужи, и о тех, кто был совсем еще мал, как, например, я, которая появилась на белый свет 12 февраля 1941 года, и старшая моя сестренка Валя, с которой у нас разница в пять лет.

До войны родители наши, Григорий Иванович и Варвара Григорьевна Ульяновы, жили в Вагае. Папа работал сначала зоотехником при райзо (районном земотделе), затем инспектором при данном же учреждении. Мама занималась детьми и хозяйством. И тот короткий период семейной жизни всегда вспоминала как самый счастливый.

Перед самым призывом на фронт отец перевез нас в Черное, на свою родину. Поселились мы в доме бабушки по материнской линии, где провели немало лет. А потом перешли в отцовский дом, точнее, в ту половину, что принадлежала ему по закону.

Папу я знаю только по письмам и фотографиям, что ныне хранятся у нас с сестрой. А раньше их хранила мама. Несмотря на похоронку, она долго не переставала ждать своего «соколика». И замуж больше не вышла, посвятив всю свою жизнь нам, детям, а затем внукам.

Теперь вот уж я сама намного старше своего погибшего родителя. Растут мои внуки. Но когда разворачиваешь эти драгоценные листочки, пожелтевшие от времени, то куда и девается ветеранский твой возраст, словно ты переносишься в ту далекую пору, когда жив был отец, и рука его выводила эти ровные строки, полные заботы и любви.

Большая часть его писем еще из «учебки», со станции Называевская Омской области, где он в течение трех месяцев проходил курс молодого бойца, постигая воинскую науку.

«Любимые мои, Варя, Валечка и Ниночка. Как вы живете, как чувствуете себя, как у вас с питанием?» - спрашивал он в каждом своем письме. А когда снимались со станции Называевская, наказывал: «Варя, милая, береги и себя, и деточек наших. Всяко может случиться, ведь идет война, а она без жертв не бывает. Крепко-крепко тебя целую. А еще крепче милых моих дочурок – Валечку с Ниночкой, которым, может быть, последний отцовский привет». И в конце письма такие грустные и тревожные слова: «Прощайте! Прощайте! Прощайте!».

Все его последующие весточки – с дороги. «Находимся в настоящее время в Архангельской области. Станция Няндома. Ехали досюда одиннадцать суток. А дальше, как уже известили нас, предстоит двигаться пешком. Снегу много, по колено. Но погода теплая. Хотя местные жители говорят, что морозы здесь бывают сильные, до 50 градусов и ниже...»

«Были на марше четверо суток. Из Няндомы вышли 30 ноября, как раз в день моих именин. А пришел в назначенное место 3 декабря, ночью. Погода была сырая, в первый день все промокли, но обсушиться на привале было негде, ночевали в холодном помещении. И прошли в первый день всего 23 км. Это при полной выкладке и с трехсуточным запасом продовольствия.

На второй и третий день прошли побольше. Дошли до города Каргополь. А мороз всё крепчал.

На четвертый день прошли оставшиеся 50 км. Но не все. Так как валенок нам не выдали, а идем мы в ботинках, то многие пообморозились и отстали. А кто-то просто выбился из сил. Но я дошагал терпимо». «Сейчас мы находимся в одной деревне. А сколько простоим, неизвестно.

Но в общем продвигаемся всё ближе к Северо-Западному фронту. На Петрозаводск, который был занят противником, но, как сегодня сообщило радио, наши войска выбили оттуда фрицев.

Теперь, видимо, нам предстоит воевать с финнами. Но, судя по последним сообщениям, противнику дали как следует и на других фронтах, так что финны от военных действий воздержатся. Да и вся война продлится недолго. Пишите мне по адресу: «Полевая почта» № 1432. 1274 стрелковый полк. 8 стрелковая рота».

И мама писала и писала. Но папа, судя по его письмам, так и не получил ни единой весточки из дома. Хотя до кого-то из его однополчан-земляков эти весточки доходили, о чем он и упоминал. «В одном из его писем перечислено несколько местных фамилий. И я думаю, в газете стоит их назвать, ведь это теперь прозвучит как новость для внуков и правнуков.

Из Черного – Василий Петрович (фамилии нет).

Из Кузиной – Яков Прокопьевич и Кострулев, про которого добавлено: «он из новых колхозников».

Из Шокуровой – Николай Иванович.

Из Заимки Плесовской (ныне Малая Плесовская) Дмитрий Федорович, Ерехинский Василий и Иван Данилович (фамилии нет).

Из Захаровой – Павел Лукич.

Из Ганихиной – Прохор Иванович.

Из Овсянниковой – Чурилов Григорий и Игнатьев (из новых колхозников).

Кроме того, назвал ещё и сычёвского жителя – Иванова Ивана Васильевича.

Из Томской Птицкого сельсовета – Захара Назаровича.

Из Березовки (а которой, непонятно) – Михаила Григорьевича, Шарыкина, Кузнецова, Бакланова. И добавил, что эти мужики и парни из другого подразделения. Есть, мол, и еще земляки, но всех не перечислишь. А от своего закадычного друга – Борисова (из Черного), с которым он на фотографии, всегда просил передать привет его семье.

В письме от 20 декабря 41 года папа пишет: «Сообщаю вам, что в данный период нахожусь жив и здоров. Пришел только что из бани. Помылся хорошо. Сегодня и у вас, и у меня особый день – день рождения Валечки. Поздравляю мою дорогушеньку с седьмым годом жизни. А одновременно, Варя, и тебя, ведь ты тоже на днях была именинница. А через 20 дней еще одна – Ниночка. Всем вам, родные мои, доброго здоровья и счастья. И доброго Нового года, от которого мы все ждем лучшего.

Теперь мне, Варя, можно писать письма уже с надеждой на то, что я их определенно получу.

Беспокоюсь за вас. Сумела ли ты, Варя, приобрести себе валенки? А Вале пальто, ведь то, что ей было куплено раньше, теперь, наверное, уже мало? Получили ли вы мой перевод – 120 рублей, высланный из п/о Тоболкино?».

«31 января вышли на очередной свой марш. Четверо суток были в пути. И пришли на станцию Конот Архангельской же области, откуда поедем дальше поездом. Говорят, что прямо на фронт. Но так же говорили, когда выехали из Называевской. А вот целых два месяца прокружали в запасе. Хотя все мои товарищи рвутся в бой, у каждого столько накипело в душе против этих мерзостных тварей, охочих до чужих земель и богатств».

5 и 15 февраля 1942 года папа написал свои последние письма, где наказывал маме: «Прошу лишь тебя, Варя, об одном. Крепись, если что случится, ведь здоровье и силы тебе будут очень нужны, чтоб поднять наших дочек».

А 6 марта 1942 года, как значится в похоронке, рядовой Ульянов Г.И. геройски погиб. Сказано, и где похоронен: Ленинградская область (в настоящее время Новгородская), Старо-Русский район, д. Балогижа. Лежит он в братской могиле. А вот подробности его гибели нам не известны. Возможно, мама и знала от кого-то из однополчан отца, вернувшихся домой, но нам не говорила. Наоборот, внушала, что папка, может быть, и жив, на войне, мол, всяко случалось…

Замуж она больше не вышла, посвятив свою жизнь нам, детям, а затем внукам. Доживала с нами и бабушка, наша незабвенная Матрена Бердешева, столько сделавшая для нас.

Ведь благодаря ей и сыну её, Степану Григорьевичу, мы избежали голода. Дядя Степа был трактористом Черноковской МТС. А как известно, механизаторы получали в расчёт не только деньги, но и зерно. И в сусеках у Бердешевых был довольно хороший хлебный запас, который копился еще с довоенной осени. Кроме того, на дядю Степана распространялась бронь. На фронт его взяли только в 42 году. Его жена, тетя Лиза, трудилась в колхозе. Мама – техничкой в школе. А бабушка вела все хозяйство и приглядывала за нами.

Кстати, скотина была расписана на два хозяйства – Бердешевых и наше. У каждого – по корове, свинье и прочей живности. Так что, несмотря на высокие налоги, нам оставалось, чем питаться. Я знаю от мамы и помню из своего послевоенного детства. Ни крапиву, ни лебеду, ни лепешки из липы мы с сестренкой, к счастью, не ели.

И одевала мама нас довольно неплохо. Умелица шить (была у неё и машинка «Зингер», которая до сих пор стоит в укромном уголке как память), она старалась пустить в дело любую вещь – свою кофту, юбку и прочее. Вот, глядишь, и опять обновка. А когда я пошла в первый класс, она даже сшила мне обувь – такие красивые легкие тапочки. Из обрезков сапожной кожи, которые выменяла у сапожника из артели «Восход».

И вообще, я жила все годы, словно бы оглядываясь на родителей, стараясь быть достойной дорогой мне фамилии – Ульяновы.

В селе Черном, в сквере, стоит подле храма памятник погибшим на войне. В центре мемориального комплекса – часовенка. По краям от неё, как аллея, идут стелы. И на плитах много имен, среди которых имена моего отца и дяди – Ульянов Григорий Иванович и Бердешев Степан Григорьевич. Каждое лето, приезжая в село, прихожу я на это святое место, чтобы поклониться всем землякам, и отдельно – дорогому мне человеку, золотому моему папочке, присутствие которого я всегда ощущаю, кажется, за своею спиной.

Нина ПАЛЬЯНОВА (УЛЬЯНОВА)

На снимках: мы с сестрой Валей