«Мы с деревней – одной фамилии…»

Так говорит о своей родной деревеньке Копылы 85-летний ветеран войны и труда Валентин Евгенович Копылов, которого связывают с ней долгие годы жизни. Здесь родился и рос. Пришло время - создал семью. Здесь родились и взрослели дети, их в семье Копыловых было семеро. Нелепая смерть унесла одного из них, Алёшу, самого молодого. Это случилось не так давно, позапрошлой весной, и ещё свежа эта рана у отца, у вдовы Алёши и у всех Копыловых. Только маленький сын Илья ждет упорно своего папку, полагая, что тот просто где-то в отъезде.

Триста лет Копылам. И три века этой династии, основавшей деревню. Вот такие крепкие корни. Не мудрено, что Валентину Евгеновичу оторваться отсюда ну никак невозможно. Хотя – было такое дело – дал согласие сыну на строительство дома не в своих родных Копылах, а в д. Томской.

Стройка шла под те средства, что дало государство ветерану войны, чтоб решить проблему с жильём. Старый дом его обветшал.

И вот дом тот в Томской поднялся, да строитель его в земле. А хозяин так и не рвётся в эти новые стены, хотя Люба, сноха, зовёт. Они с сыном там зимовали нынче первую зиму. Валентин Евгенович же на недавнем своём дне рождения, юбилейном, заявил своим близким, что сейчас для него самый желанный подарок – это новая стайка, вместо той, что почти сгнила, потому что намерен всё-таки хоть одну корову держать.

Дело в том, что всю жизнь он держал во дворе очень много скота. Впрочем, как и все копыловцы, поскольку условия для животноводства здесь идеальные. Сенокосы и пастбища чуть ли не сразу за огородами. Вся скотина ходит свободно, никаких пастухов не надо: куда с острова денешься? И помнится, в конце 90-х и в начале 2000-х копыловцы неоднократно выходили победителями в конкурсе «На лучшее подворье» по Птицкой территории. В том числе и наш ветеран. Только вот с реализацией продукции все время возникали сложности. И тогда Валентин Евгенович приноровился пропускать молоко от своих четырех буренок на домашнем сепараторе и сбивать самолично масло. А потом, натопив ведро, отправлял в райцентр на продажу через старшую дочку Нину, которая живёт в Березовке. Не пропадал и обрат, шел на выпойку поросятам. Таким образом получалось безотходное производство.

Пустой двор для таких трудяг равносилен страшной беде, а не - редко и смерти: смысл жизни для них теряется, праздность их убивает. Дети поняли это и сказали отцу: «Ладно, папа, сделаем стайку, раз тебе это крайне нужно». Так вот старый солдат в очередной раз отстоял свою «автономность». Характер у него ещё тот, и крепка ещё сила духа. Как у всех, кто понюхал пороху и прошёл суровую школу многолетней армейской выучки.

В армию он был призван в неполных восемнадцать лет, в ноябре 1944 года. И по май 45-го прослужил в запасном полку в г. Ялуторовске. А затем их стрелковый полк самым спешным порядком был отправлен на Дальний Восток, где, по выражению ветерана, «хорохорилась» Япония. Было ясно, что неминуемо столкновение с этим агрессором.

- Многие считают, что дальневосточная кампания была быстрой, почти бескровной, без особых потерь, - говорит ветеран. – Нет, и там погибали люди.

Готовясь к войне с Советским Союзом, японцы подступили вплотную к нашим границам. Превратили горные хребты Большой Хинган, Малый Хинган и Восточно-Маньчжурские горы в мощные железобетонные укрепления. Все бралось жесточайшим штурмом. И немало бойцов полегло в той маньчжурской земле, возле гор их и сопок.

И «высвечивает» такие эпизоды: - Со мной служили несколько земляков – ребят из Птицкого сельсовета. Трое из них были тяжело ранены, а Лёня Мингалев убит. И по каждому сельсовету, если посмотреть Книгу Памяти, обнаружится немало дальневосточников, кому не довелось домой вернуться.

Но меня судьба пощадила.

Сразу после окончания военных действий нашу роту отправили в Уссурийскую тайгу, где пленные японцы работали на заготовке леса. Мы считались охраной, но валили тот лес наравне с самураями. И паек наш был невелик. Японцы даже подшучивали над нами, показывая жестами, что, мол, надо кушать «закорышей», тогда будете сыты. Ведь Восток, известно, всеяден. Что Китай, что Япония. Обнаружив в спиленном дереве крупных белых личинок каких-то жуков, не знаю, они ели их с удовольствием, как сказали б сейчас, со смаком. А вот нас – с души воротило от такого «деликатеса».

В 1946 году новое назначение – в Германию. Под город Лейпциг. Занимались мы ремонтом военной техники, танков, охраняли артиллерийские склады с боеприпасами. Служба там была сытной. И значительно легче, чем на Дальнем Востоке. Но тянуло домой. Столько лет ведь родных не видел. Ушёл на восемнадцатом году, а демобилизовался на двадцать пятом.

А ещё ветеран обмолвился, что была возможность после службы устроиться где-то в городе, на заводе, как и делали многие, получать «живую» копейку и не знать колхозной нужды. Только совесть вот не позволила. Потому что видел - деревне без мужских рук просто гибель. И сознательно впрягся в тот же самый хомут, под которым ходил до армии с подросткового возраста. Вернувшись к мирной гражданской жизни, был учетчиком, бригадиром. А потом поставили скотником – как партийное поручение – на откормочный гурт, потому что никто другой на работу эту не шёл: слишком хлопотно было.

Как работал В. Копылов, свидетельствуют пожелтевшие газетные вырезки, сохранившиеся в семейном архиве. Сто голов в гурте содержалось, отмечается в тех заметочках. Ухаживать за таким поголовьем непросто. Поить зимой приходилось из двух прорубей, что долбил и чистил ежедневно. По 25 метров прорубь. Сам корма раздавал и навоз вручную ворочал. Но привык и вполне справлялся. И привесы были всегда по совхозу самые лучшие.

А как вышел на пенсию, то расширил своё хозяйство. До семи дойных коров было, до десятка молодняка. А ещё овцы, поросята. В общем, целая ферма. Так что в годы безденежья и провальных реформ выживали своим хозяйством.

Дочка Аля, чей дом стоит по соседству с отцовским, стала главной его помощницей, когда мать, Анну Ильиничну, схоронили. Да и Алёша потом, не прижившись в Тобольске, возвратился в деревню, назад, под отцовский кров.

Забота и внимание детей помогли Валентину Евгеновичу справиться и в ситуации, когда случился сложнейший перелом ноги – повредилась шейка бедра. И старый человек, дотоле вполне ещё бодрый и деятельный, в одни миг стал беспомощным и прикованным к койке. Чаще всего с такими травмами люди остаются калеками. Он же мысли не допускал, что не сможет подняться. И ведь, правда, встал и пошёл. Вот такой он, старый солдат, грудь которого украшают два десятка медалей и орден Отечественной войны.

А нелишне бы дать ещё и такую ему награду, что дается ныне героям, – орден Мужества. За высокий духовный подвиг, за его трудовую доблесть и за верность родной деревне, где из воинов нынче он остался один. Но ведь держит же оборону!

Любовь БАКАНИНА