Работа – ключ к свободе

В этих цехах на стенах висят плакаты с еще советскими лозунгами, вроде такого: «Совесть рабочего – лучший контролер качества!» И, несмотря на то, что относительно чистоты совести местных работников у российского правосудия есть свое мнение, здесь им доверяют. Если взялись за работу, то делать ее будут действительно на совесть. Потому что на кону – не зарплата или карьерный рост, а… свобода. – Если заключенный хорошо зарекомендовал себя на работе, у него появляется реальный шанс условно-досрочно освободиться, – говорит заместитель начальника исправительной колонии N 1 Евгений Лепунов. Между собой «зэка» называют эту возможность «стопроцентный срыв» и вкалывают в производственных цехах колонии, как если бы деревообработка или сварка металлических деталей были делом всей их жизни. Хотя некоторые на воле даже рубанка в руках не держали, не говоря уже о знакомстве со сварочным аппаратом и тем более со станком. – Многие здесь всему учатся, – рассказывает Евгений Лепунов. – У нас есть профессиональное училище, окончив которое заключенный получает специальность и аттестат. Кроме этого, практикуем бригадный метод обучения – более опытные работники занимаются с начинающими, без отрыва от производства. Бригадир Владимир (правильно его должность называется распределитель работ в металлообрабатывающем цехе, «зэка» же зовут его Антоном – прозвище такое) воспитал не одного ученика. Опыт работы у него достаточный, сидит 16-й год. Практически все это время работает. Осталось еще 3 года. – А УДО? – спрашиваю я. – Или как ценного работника – не отпускают? – Вот сейчас как раз подал документы на условно-досрочное, – говорит он. – Надеюсь, что «выстрелит». Если суд даст добро, Владимира задерживать здесь, конечно, не будут. Хоть и к работе приноровился, и к бригаде привык (под его руководством 28 человек), но по собственной воле оставаться в цеху за колючей проволокой, наверное, вряд ли кто захочет. – Ну почему, – присоединяется к разговору и.о. начальника центра трудовой адаптации заключенных ИК-1 Юрий Чернышов. – Бывают случаи, когда заключенный, отбыв срок, остается на прежнем месте работы, уже по договору. Такие вольнонаемные (за тюремным забором этот эпитет получает особую смысловую наполненность) рабочие есть в местной СТО. Большинство машин, которые здесь на ремонте, – тоже вольные. – Мы даем рекламу, и люди пригоняют к нам автомобили, – говорит Юрий Чернышов. – Сначала клиент должен написать заявление, потом передать машину нам… Если захочет, может прийти в СТО и лично посмотреть, как идет работа. Но тоже, конечно, только с разрешения начальника колонии. Однако горожан такие трудности «пересечения границ» не пугают. Все дело – в цене. Ремонт силами заключенных обойдется дешевле, чем в любом другом автосервисе. – Вот, например, машина, – показывает Юрий Николаевич на разбитую вдребезги, как мне показалось, «тойоту». – Женщина ехала по трассе и столкнулась с… лошадью. Животное – насмерть, машина – вы сами видите в каком состоянии. В городе ее брались отремонтировать за 300 тысяч рублей. Мы восстановим за 150. Экономия, понятное дело, на зарплате заключенных. Хотя и довольно скромная оплата труда (по словам Евгения Лепунова, не ниже средней) – здесь на пользу дела. – Трудоустраивать мы стараемся в первую очередь тех, у кого есть иски, – продолжает замначальника ИК. – Выплачивать же их с чего-то надо… Да и стаж в трудовой книжке капает. Бригадиру деревообрабатывающего цеха – пожилому сидельцу, которому осталось отбывать свое наказание еще 4 года – это лишним совсем не будет. Говорит, что до того, как оказался в колонии, держал свое небольшое деревообрабатывающее производство. Как только выйдет, хочет начать все сначала. Вполне возможно, что тюремный стаж пригодится… Заработает денег, перво-наперво купит за городом землю и поставит там свой дом. – Родственники уже, наверное, заказы на будущее делают? – спрашиваю я. – Кому стулья смастерить, кому тумбочку… – Не осталось родственников-то – срок большой, – отвечает. Только мечта одна и осталась – о собственном доме. … На стене в «деревянном» цеху висят фотографии готовой продукции: резные нарды, те же самые тумбочки и стулья, столы… Есть здесь даже… телега. – Это кафе заказывало – для дизайна, – говорит Евгений Лепунов. – Сделали и себе такую, даже пробовали в нее нашего Орлика запрячь. Конь Орлик живет в деревне Елань – на ферме, которая тоже относится к колонии. Там работают так называемые бесконвойники – заключенные, которые могут более или менее свободно передвигаться от места до места. – Работаем, в основном, на себя и другие исправительные учреждения, – говорит Юрий Чернышов. – Но беремся и за любой заказ, который к нам поступает. Зимой, правда, заказов бывает мало. Но работа все равно не останавливается. В металлообрабатывающем цехе делают колодцы-КТ для нефтепроводов, из деревообрабатывающего сейчас отгружают поддоны, в швейном цеху строчат робу – для себя и своих товарищей по неволе – и спецодежду, в СТО реставрируют «москвич» 1940-х годов… И так – до самого отпуска. То есть, до освобождения. Наша пенитенциарная система делает ставку на то, что заключенный, приученный в лагере к труду, из того отпуска вернуться обратно уже не должен. Однако работники первой колонии видели всякое – к ним заключенные попадают не по одному разу. И многие опять рьяно берутся за работу в надежде на УДО. Ну, что же… В конце концов, как сказал Николай Лесков, труд – дело святое, всякому подобает. Плакат с этими словами висит при входе в промзону первой исправительной колонии.