Любви аромат

Любви аромат

– Заходи! – слышу из-за двери. Прохожу, скидываю куртку, потирая руки и щёки. Охотно соглашаюсь с хозяином по поводу особо лютого нынче декабря. Раскрасневшись и разулыбавшись от холода и неожиданности (о встрече ранее договорено не было), принимаю предложение почаевать.

Баба Тоня занялась приготовлением стола. Вроде и по-простому всё, по-деревенски, ничего лишнего или необычного, но так душевно и приятно, что уют окружает тебя со всех сторон. Вот печенье, конфеты, малиновое варенье. Чем богаты, тем и рады.

Слегка ещё дрожу, неспеша прихлёбываю чай. А Феоктист Фёдорович начинает свой рассказ…

– Конечно, непросто было. Ещё и шестнадцать не стукнуло, а уже приходилось на лошади работать. Солому возил, молодняк пас…

Задорно голос деда звучит. Похрумкивая имеющим приятный солоноватый вкус печеньем, всматриваюсь в его черты. А ведь и не скажешь, что 75! Сохранивший добродушие и ясность мысли рассказчик являет собой настоящий пример человека, получающего счастье от жизни. Пусть голова уже седа, да и сил прежних в теле не чувствуется, но унывать не собирается. Радостно смеясь над неожиданно увидевшей белый свет шуткой, он не теряет во взгляде той самой искры, которая отличает людей «светлых», даже в самых тяжёлых ситуациях в жизни не опускающих руки.

– В пятьдесят шестом в армию призвали. Попал я в Московскую область, в город Пушкин, где служил в ракетных войсках. Уволился через три года и четыре месяца, а потом устроился шофёром в родном колхозе. И, спустя пару лет, сошлись мы с Антониной…

Баба Тоня, бросив заботливый взгляд в сторону супруга, наверняка вспомнила в этот момент давным-давно ушедшие годы, о которых история умалчивает. Даже не имея дара читать мысли, по глубине её взора, который находится где-то вне времени, нетрудно догадаться, что это действительно так. «Её взора солнечная теплота неизменна», – писал Паустовский. Теплота воспоминаний тоже никогда не теряет своей силы.

– Времена уже не те, – пресёк поток моих мыслей хозяин. – И жизнь уже не та…

С великим согласием я вздохнул. Хотя – как мне, уроженцу нового государства, рассуждать на эту тему? Ведь не с чем сравнить. Ведь я не жил в тех условиях. Всё, что знаю из книг, фильмов и рассказов близких мне людей, повествует лишь малую часть. Не могу почувствовать то, что творилось в умах и сердцах людей, отстоящих так далеко по времени. И стало быть не имею права сравнивать. Но согласиться обязан. И дело не в солидарности. Просто участнику и свидетелю всяко виднее...

Где-то в глубине квартиры тихо-тихо голосом очень грустного мужчины разговаривал телевизор. Часы знай себе тикали и тикали, отбивая удивительно одинаковые секунды. Холодильник едва слышно мурлыкал, дополняя этакий «технический» концерт. Мы швыркали ещё не до конца остывшим чаем, невольно погружаясь в его аромат и собственные мысли. (Должен поделиться тем фактом, что с самого начала какой-то еле-еле уловимый запах мне покоя не давал. В перерывах тщетно гадал, откуда он исходит. Ответ так и не приходил).

Беседуя с такими людьми, невольно задумываешься о своей личной истории. Пробуждается в эти моменты великое желание оставить после себя что-то достойное, чтобы, при достижении преклонного возраста, была твёрдая почва под ногами и гордость на устах потомков. Так сильно извиваюсь в своих стремлениях – ведь вся жизнь впереди. Что делать? Какой путь избрать? Право же, не могу решить… Как будет, так будет. – Нас в семье семеро детей родилось, – очнувшись от дум, начала говорить Антонина Ивановна. – Матери тяжко было со всеми нами. И тогда брат взял меня на шахту, в Кемеровскую область, где проработала мотористкой три года. Но потом брата забрали в армию, где он погиб, и я вернулась на родные земли.

Времена тяжкие были. Трудилась на пашне помощницей, поваром, разнорабочей. И в августе шестьдесят второго стали жить с Феоктистом. Поселились мы в Николаевке. Там я последние тринадцать лет до пенсии на почте работала. А в девяносто первом перебрались в Чёрную. Дочку надо было учить. Да и люба эта деревня была. Зачарованно слушаю, боясь нарушить порыв души своими приземлёнными вопросами. А у самого в голове кружится целый рой: «Это ж надо, маленькой девчушкой в шахте трудиться… Господи, 50 лет, добрую половину века душу в душу!..Вот ведь как бывает – живёшь и не подозреваешь, что чистые чувства любые трудности победить смогут. Но, как прав дед, времена уже не те. Шибко уж люди в самих себе закрываются. Душу прячут. Да ещё сами страдают от этого».

Феоктист Фёдорович улыбнулся, словно прочитав мои мысли:

– Мне кажется, самое главное в жизни – это здоровье. С ним и семья счастливой будет, и удовольствие от каждой минуты, от каждого вдоха получишь.

И вновь слова, возникшие в имеющем незнакомый мне аромат воздухе, заставили меня задуматься.

«…Представив себе, что там, на этих почти невидимых точках, такие же люди, как он, живут, страдают, работают, он впервые задумался над тем, как, в сущности, невелик мир…» – размышлял Мопассан. А ведь правда. Ни в коем случае нельзя опускать руки. Насколько бы тяжёлыми ни были твои будни, за чёрной полосой неизменно следует белая. Подумай над тем, что есть, может быть, даже тысячи тех, чьё положение вдвое (а то и втрое) хуже твоего. Есть возможность бороться за светлое будущее. Есть шанс всё исправить. Сегодня дела идут не очень, но завтра? А что завтра?.. Посмотри по сторонам. Вокруг много людей, прошедших через трудности и не дрогнувших перед их коварным естеством.

Дальше герой Мопассана «…перестал думать о вещах, которые смущали его ум». От такой беспредельности действительно может закружиться голова, но просто верь. Верь в свои силы и продолжай двигаться к цели. Нельзя погружаться в печаль и уныние. Вся жизнь впереди. Лишь своими силами счастье смастерить можно. А посему, видя таких людей, не отступивших от желания жить и наслаждаться возможностью просто дышать, не стоит пасовать перед лицом трудностей и невзгод, не нужно ждать. Нужно самому идти к ним навстречу. И тогда победа будет за тобой.

– Только не ври шибко, – кинул мне на прощание Феоктист Фёдорович. Мы дружно посмеялись, и каждый продолжил свой путь. Не перестаю удивляться весёлой иронии русского народа.

Всё-таки не смог удержаться и спросил у хранительницы очага о волнующем аромате. Она сказала, что это цикорий, но я знаю, как пахнет цикорий. Мне кажется, любовью пахло. Настоящей. Несутся дни, несутся годы, а их любовь сильнее и сильнее…

P.S. Любимый мною рэп-исполнитель сказал однажды: «И уж если я решил пойти на это сам, значит я хочу меняться, и ты почувствуешь разницу». Собственно, мне и добавить нечего. Дерзать готов.

Сергей КВАСОВ.

Фото автора.